Лысьвенский драматический театр им. А. А. Савина.
Инсценировка Алексея Житковского, режиссер Вера Попова, художник-постановщик Алексей Лобанов.
Роман «Жареные зеленые помидоры в кафе „Полустанок“» Фэнни Флэгг написала в далеком 1987 году, потом он многократно переиздавался и в 1999-м появился на русском языке. Американская актриса, писательница и, как бы мы сегодня сказали, стендап-комик, Фэнни Флэгг смонтировала свою собственную альтернативную историю южан 1920–40-х годов, прошитую через мир женщин. В этой запредельно ироничной детективной саге она умудрилась вместить основные теги своего и нашего времени, сфокусировав внимание на Великой депрессии, расовой сегрегации, жестокости американского Юга, войне и т. д. Другими словами, Флэгг собрала свою собственную версию американских «Ста лет одиночества», рассказанную Урсулой Игуаран.
Для сценической постановки и создания оригинального драматургического либретто режиссером спектакля Верой Поповой был приглашен уже хорошо знакомый и любимый театром драматург Алексей Житковский, который, как настоящий портной, ловко «ушил» эпическое полотно до размеров двухактной пьесы. Причем сделал это так искусно и легко, что оставил воздушное пространство для музыки в спектакле, без которой большая часть монологов превратилась бы в скучный манифест или рецепт по выработке ферритина. Композитором спектакля выступил пианист, музыкант-авангардист, автор многочисленных книг по истории и теории музыкальной импровизации Роман Столяр.
Соединение слова и ритма, точнее даже — череды дуэтов и ансамблей, спровоцированных речитативными монологами, в какой-то мере позволяет говорить о том, что «Жареные зеленые помидоры» — это современный драматический мюзикл. Жанр, близкий музыкальному театру и максимально далекий от драматического, но, как ни странно, дающий замечательное ироническое отстранение и позволяющий говорить с более или менее искушенным зрителем на темы, максимально «далекие от народа». А поводов для разговора в спектакле немало.
Сага (именно так определила жанр спектакля Вера Попова) начинается с убедительного стендапа Эвелин (Екатерина Новикова) о кризисе среднего возраста, потере смысла жизни, тоске, полноте и одиночестве. О таком нормальном джентльменском наборе сорокавосьмилетней американской женщины, откликающемся в сердцах жителей Лысьвы. Эвелин неуверенно, не без стеснения и угловатости жестов приближает микрофон, запинается, внезапно умолкает, снова пробует шутить. Ведь это ее первое публичное выступление, начало большой исповеди о нескладной себе — толстой домохозяйке, не способной быть счастливой, потому что все время нужно кому-то соответствовать, стараться из последних сил быть «степфордской женой», а если не выходит, то на своих двоих отправляться на свалку истории, уступать место молодой любовнице, медленно, но верно превращаться в домработницу. Ее фигура выделена лучом света на авансцене, в то время как на втором плане за длинным деревянным столом, скорее похожим на станок, вкусно курит сигарету за сигаретой медсестра Джинни (Антонина Алатырева) — рычаг и проводник в мир старой доброй подруги Эвелин — Нинни (Нина Ахтырская). Джинни сдержанно молчалива и холодно равнодушна к смерти. Что поделать, такая работа: встречать стариков в доме престарелых, а потом отдавать их уже никому не нужные картонные коробки с вещами родственникам.
Джинни. Дорогая миссис Коуч! С прискорбием сообщаю, что в субботу, в 6.30 утра ваша подруга миссис Вирджиния Тредгуд ушла в мир иной.
Одновременно с этими словами в левом краю сцены на небольшой лавке словно просыпается Нинни, встревоженная появлением молодой женщины в доме престарелых. И этот, казалось бы, безыскусный прием перехода, подкрепленный короткими подзаголовками сцен («Семья», «Рецепты Сипси», «Смерть Бадди» и др.), позволяет зрителю быстро переключать внимание, буквально нырять и купаться в нескольких временных плоскостях текста, не теряя сюжетных линий и самостоятельно переплетая их от сцены к сцене. Тренировать память и внимание. Ведь уже третья временная отбивка — после трогательного и узнаваемого диалога Нинни и Эвелин в коридоре дома престарелых со случайной посетительницей и назойливой старушкой — будет прервана световым переходом в центр сцены, за длинный деревянный стол, за которым соберутся все женщины семьи Нинни.
Трудно передать довольно коротким текстом для блога искусность и точность в проработке каждого героя этой истории. Темнокожей няни Сипси (Варвара Утробина), воспитавшей всех без исключения братьев и сестер Нинни, кроме того умело владеющей чугунной сковородой, которая тоже «выстрелит» в финальном зонге этой героини, как чеховское ружье, висящее на стене. Строгой, но справедливой мамы Сипси (Наталья Миронова), потерявшей сына и всю жизнь прожившей с его картонным призраком за спиной. (Кстати говоря, количество картонных фигур на сцене в течение спектакля будет расти прямо пропорционально числу потерь этого семейства.) Радиоведущей Дот Уимс (Анжела Себекина) в элегантной шляпке, осведомленной во всех вопросах города. Глухонемой служанки Онзеллы (Наталья Крючева). Ужасного тирана и коварного соблазнителя Френка Беннета (Алексей Якубенко), между прочим, единственного живого мужского персонажа во всей этой истории. Наконец, Руфи (Агния Слепцова) и Иджи (Александра Кожевникова), безусловно становящихся сердцем этой детективной истории о любви.
В одной из первых сцен маленькая Иджи, симпатичная озорная девчонка, потерявшая любимого брата (он погиб под поездом), внезапно вскакивает из-за стола, убегает в глубину сцены, выстроенной наподобие небольшого полого зеленого холма, надевает ковбойскую шляпу Бадди и больше уже никогда не возвращается к себе. Она словно проживает жизнь мужчины и женщины в одном теле, наполовину оставаясь собой и на пятьдесят процентов становясь им. И это невероятно сложная задача, решенная в угловатой пластике, череде сцен смущения и храбрости, ярости и заботы, увлекает зрителей в непостижимый мир Иджи, на самом деле достаточно простой и честный. Ведь центром этого мира, осью для вращения Земли, безусловно, является Руфь — двоюродная сестра, словно сотканная из кружева и света, неготовая к жестокой жизни с Френком и страшному мучительному уходу от рака. При этом, как верно говорит о ней Нинни, настоящая леди, стойко переносящая всевозможные невзгоды.
«Жареные зеленые помидоры» требуют долгого разговора, пристального всматривания в каждую работу, в каждый костюм, в каждую музыкальную партию. Наверное потому, что это в первую очередь очень красиво. И потому, что очень больно, без пошлого мелодраматизма и смахивания слез у переднего края рампы. Теряя, умирая, герои не плачут, а поют песни, как в стихотворении Федерико Гарсиа Лорки «Прелюдия» — про тополя, которые уходят, но «оставляют эхо, плывущее вниз по рекам». Потому что жизнь — мгновение? Наверное. Потому что счастье — совокупность утрат и рождений? Вероятно. Но в этой простой арифметике жизни «Жареных зеленых помидоров» совершенно точно есть воздух и очень-очень много света, без которого совершенно невозможно представить мир.
Мария Сизова